Глава восьмая

Тем временем в колонии происходили события, которые волновали её жителей ничуть не меньше, чем успехи Курта на Олимпийских площадках. Началось с того, что из пыточного подвала сбежал русский, оставленный на попечение Шульца, человека угрюмого, необщительного и нетрезвого. Сам Шульц был найден в подвале только через сутки, поскольку его крики и стенания принимали за крики и стенания пленника. Его нашли на полу, стоящим на коленях и пристёгнутым запястьями рук к пыточному креслу. Вся его задняя плоть, словно спина дикобраза, была истыкана инструментами. Он сам ничего не мог объяснить, и только лепетал что-то о сатане, который, как видно, наказал его за неумеренное потребление кровяной колбасы.

Доктор вынул из исстрадавшихся чресл иглы, скальпели, ножнички, зажимы и всё остальное, а затем смазал раны йодом. Двое дюжих охранников довели его до каморки и уложили на лежанку животом вниз.

Едва только все вышли, Шульц выдвинул из-под лежанки свой заветный продуктовый сундучок, выпил прямо из горлышка полбутылки шнапса, затем, давясь от жадности, с хрипом проглотил кольцо колбасы и краюху хлеба. Запил оставшейся полбутылкой шнапса.

Колбасу он делал сам во время охотничьих вылазок на природу, где в изобилии водились дикие свиньи: сам нарезал мясо и сало, сам промывал и набивал кишки, сам коптил на костре. Шнапс перегоняли из картошки на местной винокурне, но злоупотреблял им один единственный человек в колонии. С этим мирились, потому что работа у Шульца была вредная, а заменить его было некем.

Когда существование в колонии привидения стало делом очевидным, многие решили, что это бродит дух замученного в подвале русского. Было, однако, непонятно, куда в таком случае подевался труп или даже два трупа, поскольку бесстрастные приборы слежения фиксировали на разных уровнях не одного, а уже двух призраков. Повар утверждал, что оставляет для них порции, и эти порции еженощно исчезают. А в пояснительной бумажке, оставленной поваром для привидений, появилось написанное с ошибкой слово «danke!».

Разглядеть призраков хорошенько ещё никому не удавалось; видеосъёмки показывали смазанные прозрачные очертания, заметные только при сильном боковом освещении. Уборщица утверждала, что духи переговариваются между собой по-русски, мужскими и женскими голосами, хотя сама она русского не знала и даже никогда не слышала.

Кто-то пустил ужасную сплетню насчёт того, что сам Шульц, тайные кулинарные наклонности которого ни для кого не являлись секретом, сожрал пленника, предварительно наделав из него колбасы. Но хотя репутация Шульца была такова, что в колонии им пугали не только детей, но и взрослых, эту версию отвергали, полагая, что, скорее всего, истязатель по недосмотру упустил пленного и теперь сам устраивает спектакли с привидениями, чтобы избежать расплаты.

В субботу к Шульцу направили делегацию, чтобы допросить его по-настоящему, однако в отсутствие Карла представители народа оказались в этом деле абсолютно беспомощны. Когда истязателя разбудили, он исхитрился приложиться к бутылочке, да так крепко, что допрос сделался невозможным. Шульц понёс что-то такое про сатану, которая, будучи невидимкой, терзает его как изнутри, так и снаружи, и теперь уж непременно заставит его исторгнуть из себя всех кабанчиков, которых он за свою жизнь подстрелил и из которых наделал колбасок. В подтверждение слов он начал блевать, после чего народные представители в составе дежурного офицера, доктора и священника поспешили за дверь. Впервые колонисты добрым словом помянули своего «великого инквизитора» Карла, до отъезда которого ни одна бесовская тварь не смела поднять голову из своей преисподней. Даже месса, отслуженная в тот же день Великому Мумрику ничего не изменила.

Фриц Диц покинул Гитлера в глубокой задумчивости. Ещё во время разговора с Карлом в Петербурге он дал себе слово не поступать с мальчиком помимо его воли, что бы ни случилось. Мальчик ему доверился, и теперь Диц был за него в ответе.

В создавшемся тупике была одна лазейка: Петя Огоньков мог по собственной воле предстать перед фюрером и поговорить с ним. И для осуществления этого замысла Диц решил показать Пете Великого Мумрика.

История Мумрика вкратце такова.

Когда колонисты ещё только начинали осваивать пещеры, в одном из просторных гротов они нашли гигантскую статую бога солнца, изготовленную в древности из золота и алмазов. Через щели в грот проникали солнечные лучи, превращая статую в живое, изменяющееся с каждым часом дня божество, величественное и прекрасное. Золото сияло, алмазы искрились, ветерок словно играл на органе. Эффект произвёл столь сильное впечатление на блуждавших в темноте колонистов, что они в едином порыве упали на колени и провозгласили статую своим новым богом. Тот, другой, отправивший их в изгнание, остался снаружи, вместе с библиями и нательными крестиками.

Выбитые на постаменте витиеватые знаки при определённом освещении казались схожими с буквами латиницы и с определённой натяжкой могли читаться как «MUMRIK». Теперь они знали имя своего нового бога и начали ему истово молиться.

Священники спешно переучивались на Мумрика, а после явления во плоти Гитлера, всякая молитва начиналась словами: «О Великий Мумрик и Адольф Гитлер пророк его». Новой библией служил цитатник фюрера «Моя вера», в котором он возвёл в святые Еву Браун, и карманный экземпляр которого имел при себе каждый колонист.

Вот несколько взятых наугад страниц из этого труда.

Без подлинной любви к Великому Мумрику и фюреру нет подлинной любви к Рейху.

Лучшее, величайшее наслаждение, самая высокая радость жизни — уверенность в том, что фюрер и Мумрик думают о тебе.

Любовь к Рейху заключается прежде всего в глубоком, страстном и упоительном желании принести на алтарь свою жизнь во славу Великого Мумрика и фюрера.

Маленький ростом может быть величайшим из исполинов.

Не укоряй фюрера за его мнимый промах, ибо ты не ведаешь всего замысла.

Легко строить новое, но как трудно разрушить старое!

Слава бежит от тех, кто не добивается её любыми средствами.

Великий Мумрик, фюрер и св. Ева — мерило всех вещей и понятий.

Все обстоятельства возникают по воле Великого Мумрика, фюрера и св. Евы.

Уверенность в себе даёт право не признавать за собой ошибок.

Поменьше интеллектуальных рассуждений, побольше дела!

Беречь время — всё равно, что собирать в корзину солнечные зайчики.

Для того, кто умеет ждать, приходит и старость, и болезни и мучительная смерть.

Гордость никогда не бывает препятствием к истинному величию.

Жизнь вне служения Рейху не имеет оправдания.

Истинное мужество обнаруживается в минуты сытости и довольства.

Расовый вопрос — локомотив истории.

Счастье достигается послушанием.

Свободен лишь тот народ, который сумел подчинить себе другие народы.

Честность в вопросах политики — показатель слабости.

Власть, кружащая неразвитые головы, даёт в перспективе интереснейшие результаты.

Незнание законов даёт уверенную власть над подданными.

Любое мнение можно заткнуть с помощью пушек.

Мысли тоже должны облагаться пошлиной.

Сила путешествует без виз.

Свобода, словно сорняк, разрастается быстро, стоит лишь ослабить дисциплину.

Работа освобождает дух и дисциплинирует тело.

Насколько будет светлее, когда мы развесим на фонарях всех умников!

Только тот, кто готов умереть за фюрера, знает, что такое истинное счастье.

Хочешь быть любимым своим народом — скрывай свои мысли.

Истина — кривое зеркало лицемеров.

Обнаружив зло, попытайся взять его в союзники.

Выиграть, не нарушая правил, можно лишь полагаясь на слепой случай.

Принципы морали — гири на ногах великого человека.

Бдительный сын Рейха следит даже за своей тенью.

Приведи приговор в исполнение прежде, чем нашлось оправдание.

Совесть — предрассудок; послушание — золото.

Люди, ни чем не запятнанные, подозрительнее всех прочих.

Моя чаша невелика, поэтому я пью из чужой чаши.

Национальная идея есть внутренний огонь всякого таланта.

Прекрасная, нечеловеческая музыка Рихарда Вагнера и Мерилин Менсона окрыляет нас для свершений.

Блаженство тела состоит в здоровье, блаженство духа — в любви к Мумрику и фюреру.

А всё-таки она плоская.

Благородство всегда отличается бесплодностью и бессилием.

Бери наскоком.

То, чего мы не знаем, весьма ограничено.

Чтение для ума — всё равно что слабительное для желудка.

Называй всех дураками — и ты будешь казаться умнее.

Умного человека сопровождает значительная мина.

Один физкультурник полезнее тысячи учёных мудрецов.

Из двух дерущихся виновен тот, кто слабее.

Думай не о том, что может дать фюрер тебе, а о том, что ТЫ можешь сделать для фюрера.

В мгновении любви к фюреру, Великому Мумрику и св. Еве — целая жизнь.

Нынешний служитель культа патер Крюгер, человек хорошо образованный, проявил фантазию и усовершенствовал переданное в его ведение хозяйство. В гроте появилась мощная лазерная подсветка, музыка с обилием глухих частот, а также особые ароматные курения, под действием которых верующие впадали в религиозно-наркотический транс.

В тот же день Диц принёс Петю на вечернюю службу. Они пристроились в тёмном углу, за колонной. Мальчик всё отлично видел и слышал, стоя на каменном уступе. Он ещё не знал, что это за помещение и зачем они здесь. Пока ещё слышался только многоголосый ропот толпы прихожан.

Наконец патер Крюгер произнёс в микрофон что-то торжественное на немецком, грянула музыка, ослепительно вспыхнули и забегали лучи.

Статуя Великого Мумрика произвела на Петю огромное впечатление. Непрерывно подновляемая, она вся сплошь сверкала миллионами крошечных огранённых алмазов. Величиной она была никак не меньше, чем статуя рабочего и колхозницы.

— Возможно, Он будет говорить с вами, — прошептал Диц. — Отвечайте Ему, это большая честь.

Ароматный дым сгущался. Петя сделал несколько жадных вдохов и подумал, какая это огромная честь и великое счастье, что Мумрик здесь, рядом и даже, может быть, заговорит с ним…

И это случилось.

— Тебя зовут Питер, мой мальчик? — зазвучал в голове мощный, величественный и в то же время ласковый голос Мумрика.

Слёзы радости брызнули у Пети из глаз.

— Да! Да! — воскликнул он. — Это я, о Великий Мумрик! И я так счастлив!

— По своей ли воле ты оказалось здесь, моё возлюбленное чадо? Не принуждал ли кто-нибудь тебя силой?

— Нет! Нет! Я здесь по своей воле, о Великий Мумрик! — в восторженном исступлении Петя упал на колени. — Ещё никогда в жизни я не был так счастлив!

— Готов ли ты, возлюбленное моё чадо, служить мне с этой минуты, отрекшись от всех других, неправильных святынь? Служить мне и наместнику моему среди людей — Адольфу Гитлеру?

«Готов! Готов! Готов!» — едва не закричал Петя исступлённо, но тут его сердце колоколом ударило в отравленную куреньями голову: НЕТ! НЕТ!! НЕТ!!!

— Нет… — прошептал он и в изнеможении повалился набок, теряя сознание.

Он упал бы на каменный пол и, возможно, расшибся насмерть, но тут чьи-то невидимые руки подхватили его, сомкнули в лодочку, и Петя стремительно понёсся куда-то, словно по серпантину горок в парке аттракционов.